- А я, когда была маленькой, хотела стать Богом. Богом христиан с большой буквы «Б». В пять лет я поняла, что мои амбиции неосуществимы. Тогда я, слегка разбавив вино водой, решила стать Христом. Я воображала свою смерть на кресте на глазах у всего человечества. В возрасте семи лет я поняла, что и на это рассчитывать не приходится. Тогда я скромно решила стать мучеником. На таком выборе я остановилась на долгие годы, но этого тоже не случилось.
- А потом?
- Вы знаете: я стала бухгалтером в компании Юмимото. И думаю, что ниже пасть я уже не могла.

(с) Амели Нотомб «Страх и трепет»

 
И почему мои детские мечты не были никогда столь амбициозными? Ведь для ребенка захотеть стать Богом - это сущий пустяк, а мы чего-то все мелочились, да мелочились. Большинство даже толком и не знало кем они хотят стать и, наверняка, ненавидели, когда им задавали этот в высшей степени дурацкий вопрос. С другой стороны, ребенок просто хочет быть. Просто быть и все. Но все-таки если уж быть, то лучше пожалуй быть Богом)
Я очень люблю Амели за ее тонкий юмор, за которым скрывается очень начитанная и умная женщина, за ее очень красивый язык и опять-таки легкость. Легкость нынче стала для меня главным мерилом вещей. Хоть и она порой бывает невыносимой, но это уже другая история. К Амели это не относится. Люди, носящие имя Амели по определению легки и светлы. 
Когда-то случайно по "Культуре" я посмотрела фильм "Страх и трепет". Очень хороший фильм. Я бы с удовольствием его пересмотрела будь такая возможность. А потом я уже случайно наткнулась и на саму книгу. Могу сказать только то, что этот фильм один из немногих, экранизация которого ничем не хуже книги. Абсолютно.




Если бы в то время я прочла Витгенштейна, то не согласилась бы с ним. 
Он предлагал семь непонятных способов познания мира, а ведь нужен был всего один, и какой простой. 
Здесь и размышлять было не о чём. Не нужно было придумывать ему название, достаточно было просто жить. Я была уверена в этой истине, ведь каждое утро она рождалась вместе со мной: «Вселенная существует ради меня». 
Мои родители, коммунизм, ситцевые платья, сказки «Тысячи и одной ночи», натуральные йогурты, дипломатический корпус, враги, запах вареного кирпича, прямой угол, коньки, Чжоу Эньлай, орфография и бульвар Обитаемого Уродства: здесь не было ничего лишнего, ведь всё это было частью моей жизни. 
Мир начинался и оканчивался мною. 
Китай грешил излишней скромностью. Срединная империя? Само название говорило об ограниченности. Китай может быть серединой планеты при условии, что он будет знать своё место. 
Я же могла отправляться куда захочу, центр тяжести следовал за мной по пятам. 
Благородство — это ещё и умение признать очевидное. Нечего скрывать, что мир миллиарды лет готовился к моему появлению на свет. 
Что будет после меня не важно. Наверняка, понадобятся ещё миллиарды лет, чтобы завершить летопись моей жизни. Но эти мелочи меня не занимали, слишком много у меня было дел. Все эти досужие домыслы я оставляла моим летописцам и летописцам моих летописцев. 
Витгенштейн был вне игры. 
Он серьёзно провинился, потому что писал. И за это его следовало предать забвению. 

(с) Амели Нотомб «Влюбленный саботаж»